[basemant]

Это про меня ))
Про аддиктов первого раза и не только..


"В начале сентября, вне зависимости от того, вернулся из жаркого отпуска или все лето сидел в городе, признаки начала учебного года настигают тебя на каждом шагу. Тематические рекламные плакаты, шарики, гладиолусы, звучащие тут и там звонкоголосо «первоклашки», ярко украшенные школы, акции в отделах канцтоваров... Ты уже и не помнишь, когда получил аттестат, а все равно волнение и предвкушение новизны проникает тебе под кожу.

Покупая новые тетради, альбомы, обложки для учебников, представляешь заранее, как аккуратно они будут лежать у тебя в рюкзаке, еще хранящем фабричный запах. С помощью остро заточенного карандаша и гладкой линейки бережно отчерчиваешь в тетрадях поля, подписываешь белоснежный дневник и воображаешь, как его последнюю страницу украсят хорошие оценки, полученные тобой без малейшего напряга – ведь ты стал взрослее, научился самодисциплине и теперь уж не запустишь ни одного предмета.

Обложки заключают в свои ароматные пластиковые объятья хрустящие учебники, которыми еще никто не пользовался – ты первый, - и ты наконец окунаешься в гущу подросших, оживленных одноклассников, делящихся друг с другом летними новостями. Парты сверкают, учителя улыбаются, все рады всем. Похоже, на этот раз ты поймал настрой, который не потеряешь до окончания школы.

К концу сентября – к началу октября самое позднее - настрой исчезает, не оставив даже послевкусия. Вначале еще пытаешься натянуть на прогулы и проебы уважительные причины, а потом машешь рукой и, побросав в рюкзак обтрепанные тетради и разваливающиеся учебники, забредаешь в школу подтянуть четвертные двойки в коротких перерывах между перекурами. Под конец года, вытряхивая из рюкзака обломки транспортира и табачное крошево, швыряя тетради в мусорку и с трудом приводя в божеский вид учебники, понимаешь, что на этот раз выступил даже жутче, чем раньше – что не мешает через три месяца вновь увидеть себя ботаником-аккуратистом на краткий, но проникновенный миг.

Взрослея, понимаешь, что «сентябрьское» отношение притащилось во все остальные сферы жизни. Ура, у меня теперь есть работа! Начинаешь с мелких, муравьиных делишек – скажем, съездить на пресс-конференцию компании «Уралполимеркал», открывающей представительство в твоем городе. На конференции сидит полтора инвалида (и ты с горящими любопытством глазами), подают омерзительный кофе и несут кромешную чушь, которую ты не только записываешь на диктофон, но и тщательно конспектируешь, а потом, мучаясь кофейной изжогой, целую ночь любовно оформляешь в пятистрочную «информашку», которую не факт, что вообще опубликуют. Когда ее все-таки публикуют, тебя вштыривает сверхдоза экстази, хотя все, что ты принимал внутрь, – это чашка чая вчера вечером и овсяная каша с утра.

Потихоньку растешь, начинаешь писать самостоятельные материалы, которые порой попадают на первые страницы, замахиваешься на аналитику, тебе выделяют колонку – и все прекрасно, но в какой-то момент осознаешь, что начал писать «на отъебись», и то, что тебе пока еще не тычут этим в нос, можно отнести лишь на счет наработанной тобой в первое время репутации.

Чем это кончится, примерно ясно: либо ты уйдешь сам, либо тебя вежливо попросят (засесть на годы на тоскливой работе тоже вариант, но какой-то совсем уж безнадежный). Впрочем, вскоре ты обретаешь новое занятие, которое наконец-то прет тебя как надо, а потом – еще одно, которое уж на этот раз по-настоящему, и затем – очередное, теперь уж точно истинное.

Примерно так же обстоит с любовью – светлой и огромной, посетившей тебя внезапно и неожиданно (на этот раз уж точно впервые, теперь-то уж сто процентов, а вот такого, как нынче, не было вообще никогда). Окрыленность, восторг и благорастворение через несколько месяцев уступают место раздражению и усталости от чужого человека, который зачем-то трется рядом и хочет от тебя непонятного. Или не чужого – но того, с кем уже больше не случится первого раза, вот этого восторга и замирания, заставляющего тебя парить как воздушный шарик. Дальше будет только будничнее, только привычнее (воображение живо рисует засаленные халаты и разношенные тапочки).

Ты скрываешься и пропадаешь, придумываешь топорные отмазки, чувствуя, как трусость и двуличие проваливают самоуважение в адские хляби (особенно если изначально ты приманил этого человека сам). И ничего – довольно скоро, свистя «Калинку», оказываешься в новом сентябре (утрата деревьями листьев и вечерние холода как бы намекают на близость окончания первой четверти, но мы полны энтузиазма, мы же сделали выводы из предыдущих фейлов), а к июню закрываешь уже и этот неудобняк и стараешься забыть его – благо следующий сентябрь не за горами.

Осваивая и потом отвергая занятие за занятием, можно довольно долго тешить себя иллюзией собственной многогранности: ах, какой я дивный швец, жнец и игрец на дуде; но без розовых очечков видны лишь заброшенные в самом начале проекты, раскиданные яркие игрушки. Разошлись пути с друзьями, не написали внятный бизнес-план, не хватило денег – а на самом-то деле, просто стало скучно.

Боязнь упустить нечто интересное толкает нас все к новым и новым людям взамен давно, как кажется, изученных. События в соседнем доме всегда видятся более занимательными и настоящими, чем твой быт – пока не войдешь в этот самый дом и не обнаружишь в нем телевизор с ток-шоу или труп с паяльником в жопе (еще непонятно, что лучше). Почему-то думаешь, что, не задерживаясь нигде и ни с кем, сохранишь вечную юность и легкость, в то время как все эти зафиксированные друг рядом с другом пассажиры будут коснеть, дряхлеть и слабеть. Страшно стариться рядом с кем-то – но, бегая от своего отражения в других людях, в какой-то момент обнаружишь себя среди докучливых и суетливых случайных попутчиков – неприкаянным седеющим инфантилом, проебавшим действительно глубокие взаимодействия без тошнотворных социальных масок.

Все столь же ясно, сколь неоригинально. Ты – один из множества подсаженных на новизну, штырево и эйфорийку первых дней. Педалька перестает приносить кайф – крыска ищет другую. Проблема лишь в том, что ты не крыска и не школьник, а зрелая особь, которой пора бы уже было отрастить себе полноценный префронтальный кортекс.

Покусывая себя такими мыслями, потихоньку вырабатываешь свод «контрсентябрьских» правил. Например, перестать хвататься за все и всех подряд только потому, что «пора» и «как у людей». Фидбек, особенно если жаждешь его, на первых порах дает вообще всё, к чему прикасаешься – поэтому касаться лучше разборчиво и с осторожностью, ибо уже прекрасно знаешь, насколько тоскливо обнаруживать себя погребенным под горой неуместного фидбека. Не плодить сущностей без нужды, отмеривать даже не семь, а сто семьдесят семь раз. Если, отмерив, не потерял задора, то режь – но режь до конца, не роняя инструмент с причитанием: «Что же я делаю». Наказывать себя за брошенное – недолго, но больно. Не заявлять о грандиозности планов, видя, что твоего пыла хватит в лучшем случае на пару месяцев; честно анонсировать проект как кратковременный, не боясь потерять несогласных: они отпадут так или иначе, но в первом случае ты не вовлечешь в свои движения тех, кому нужно нечто иное, и не дашь повода упрекнуть тебя впоследствии во лжи. Не давать серьезного, желая просто порезвиться. Иметь за душой хотя бы что-то завершенное или полноценно работающее. Исповедовать некую, что ли, экологичность жизни, переплавляя окружающее до тех пор, пока не извлечешь из него максимум опыта и впечатлений.

Ну и, разумеется, научиться в конце концов как-то укладывать в сумку этот чертов транспортир, чтобы он не крошился."

(с) Anaesthesi